Но, увы, открытия не произошло. Нечто, задернутое отрезом светлой, плотной материи, возвышалось на вымостке из бетонных плиток невдалеке от веранды Каморзиных. Изначально небольшой сборно-щитовой домик был обстроен с трех сторон верандами и открытой террасой и выглядел объемным. Толпы, ожидаемой Соломатиным, он не увидел, ну толклось на садовом участке человек пятнадцать, может, поболее, и это с чадами. Естественно, Соломатин сразу же выбрал взглядом Елизавету, урожденную, по бумагам, Бушминову. А к нему направился Павел Степанович Каморзин, приодетый все же торжественно. Впрочем, голову его завершал венок из ромашек и колокольчиков, Соломатин мог предположить, чье это творение и подарок. «Не примется ли он уговаривать меня произнести многоуважаемую речь?» - испугался Соломатин. А сам опять взглянул на Лизаньку и увидел, что и она смотрит на него и улыбается ему.

– Доктор, - сказал Каморзин, - я подумал, что никакого митинга устраивать не надо. Не надо ничего пышного. Он этого не уважал. А вот напитки на столах должны быть. Кто о нем вспомнит и как, дело каждого. Если кто вспомнит, уже хорошо. А если помянут и не раз, еще лучше.

– Согласен с вами, Павел Степанович, - сказал Соломатин.

И тут в него вцепились девичьи руки. Гвалт, щипки, подталкивания, Соломатина повлекли в беседку, увитую диким виноградом. Девочки-припевочки. Александра в топе без бретелек, чернушка, плечи уже загорели, Полина в сарафане венециановской селянки, Маша, ленивая, медлительная, стамбульская султанша, шаровары, рукава блузы шире шаровар, челюсти урабатывают, возможно, и не одну порцию жвачки.

– Андрюшенька, и ты будешь участвовать в этом балагане? Там что, под покрывалом, на самом деле бочка? - принялась расспрашивать Александра, но дожидаться ответов не стала. - Надо сейчас же учудить что-нибудь в противодействие! Придумай, Андрюшенька!

– Милые дамы! - сказал Соломатин. - Придумывайте сами. У вашего поколения свои фишки. Сделайте Дью! А я еще не поздоровался с вашей кузиной Елизаветой.

– Как же! Как же! - обрадовалась Александра. - Мы с Элизабет не всегда откровенны, но о вас с ней кое-какие сведения я имею.

Соломатин хотел было заявить, что в голове у Александры нет ясностей, но она подтолкнула его:

– Иди, иди! Она ждет. Но потом возвращайся к нам!

Соломатин двинулся к Елизавете и сразу понял, что первое о чем он спросит: она ли сидела в Столешниковом переулке в милой фирме «Аргентум хабар» или там усердствовало некое существо, схожее с ней обликом и лучезарностью серых глаз. Вопрос, не исключено, прозвучал бы для девушки оскорбительно, однако сдержать свой интерес Соломатин не мог. Но тут его перехватили.

– Андрей… как вас там… пока воздвижение не началось и не образумилось, в картишки не изволите сыграть?

Перехвативший был невысокий мужичонка, лысоватый, паучок, добравшийся бы в углу и до цокотухи, в серой майке со словами на пузе: «Меняю полюс на полюс», в жеваных шортах, колени иксом, на шее - металлический бублик, на лодыжках - те же бублики, к местоположению пупка спускалась связка серо-металлических бубликов, знакомое лицо, Марат Ильич, сообразил Соломатин, всемирный ученый, повелитель магнитных полей.

– В карты давно не играю, - сказал Соломатин.

– Молодец! - Марат Ильич, поощряя Соломатина, шлепнул его по плечу. - Пойдем просто выпьем.

– Непременно. Только об этом подумал.

– А на красивых девок глаза не пяль. От них одна аномалия.

– Что ж тут плохого? - сказал Соломатин. - Курская магнитная аномалия. От нее сплошные выгоды.

– Да, сказанул не подумавши! - хохотнул Марат Ильич. - Но я одну красивую имел в виду, там аномалия другого рода.

– А в шортах, пониже пупка, неужели вы не держите кольца?

– Там-то оно самое существенное! - радостно заявил Марат Ильич. - Так за что выпьем?

– А за то, чтобы Павел Степанович не получил сегодня поводов для горькой бессонницы.

– Паша, если скандал и выйдет, заснет нормально. Он приобрел магнитные прищепки на мочки ушей и на правую лопатку. Любой бессоннице - каюк. Но тут вертится чужак, театральный критик Нечухаев, у него в барсетке справка, подписанная якобы Луначарским, Есенин бочку метал через Петровку из Богословского переулка, как только будут резать ленточку, предъявит справку.

Выпили. За что, уже забыли.

Рот Елизаветы был полуоткрыт. Отчасти капризно. Но в глазах ее виделся укор. Неужели так трудно до нее дойти.

– Андрей, бочку-то вы видели? - спросил Марат Ильич.

– Видел.

– Из какого она металла?

– Из ржавчины, - сказал Соломатин. И вроде бы пошутил: - Во всяком случае, не из магнитных сплавов.

– Это понятно, - кивнул Марат Ильич. - Однако за нее дают шесть миллионов долларов.

– За нее? За что?

– За бочку.

– За эту?

– Да вы что, Андрей, одурели, что ли? Выпьем. Бросать игру в карты нельзя.

Выпили.

– Кто дает?

– Этого не знаю. Вроде бы порядочный человек. Но были и угрозы. Пашка меня и еще двоих уговорил здесь ночевать стражами. Сейчас поправляю здоровье. Ожидали стрельбы и конных набегов. Развесил на заборах магнитные мухоуловители. Но с шестью миллионами могут явиться и к воздвижению бочки. Пашка не гонит Нечухаева и даже кормит его из-за справки Луначарского. Мол, бочка не та, нечего за ней охотиться и нечего тратить миллионы.

– И где этот ваш Нечухаев? - спросил Соломатин.

– А вон он, - указал Марат Ильич.

Нечухаев оказался прилично одетым в темно-синее молодым человеком, миловидным, пробор цирюльника, и стоял он теперь рядом с вежливой Елизаветой. Быстрый взгляд Елизаветы отослал Соломатину укол-укор.

– А посланцы от шести миллионов при вас сюда являлись?

– Являлись.

– Не было ли среди них кого-либо в валенках с галошами?

– Нет, не видел, - сказал Марат Ильич.

Пили и беседовали Марат Ильич с Соломатиным под яблоней. Столики Каморзин расставил по всему саду в тенистых местах. Когда-то в здешнем товариществе все были исключительно огородниками, что и соответствовало программным установкам Великого Созидания. Установки раскрошились в ваучеры. Помидоры и огурцы проще стало покупать на рынке, но кое-какие грядки и парники у Каморзиных остались (редиска и молодой чеснок шли сейчас под водку), а так дом владельцев стоял в яблоне-сливовом саду, ну и конечно, в цветах. Имелись на участке рябины, березы, дубок и сосенки, так что место для Сергея Александровича было здесь совершенно благоприимное.

– Пойду-ка я все же поздороваюсь с барышней, - сказал Соломатин.

– Да не спешите вы, - поморщился Марат Ильич, - успеете. Она вам улыбается, а ожидает появления более важного для нее человека.

– Кого же?

– Увидите.

– Марат Ильич, я под ваш зонт.

Должен заметить, что каждый садовый столик был завершен курортным зонтом (сегодня выходило - от солнца), из цветных клиньев - красных, синих, фиолетовых и зеленых, и сейчас под зонтом Соломатина и Марата Ильича возник прыщ лет шестидесяти, в пробковом колониальном шлеме и шортах цвета хаки, ему - в набор нынешних примет - иметь бы во рту сигару, но нет, подошедший держал в руке какую-то палочку с кружочком, опускал ее в стакан с жидкостью, подносил к губам, дул, и от его рта отлетали мыльные пузыри с радужными боками. За одним из них, размером с дыню-колхозницу, он вдруг побежал с криком:

– Без права на загранполеты!

– Это что за прыщ?

– Сысолятин, - сказал Марат Ильич. - Сосед Пашкин. Через два участка. Биохимик. Или ботаник. Или насекомовед. Из тех, кто морит малярийных комаров или мошку. Не помню.

– Ну все, - вернулся биохимик или насекомовед. - Давайте выпьем за совпадение. И за нашу радость.

– Какую радость?

– Ну как же. Вы, мне сказали, Соломатин. А я Сысолятин.

– И в чем тут радость?

– Ну как же? - удивился Сысолятин. Впрочем, дебаты отложили. Выпили.

– Вот вы, - сказал Сысолятин, прожевывая редиску, - знаете, сколько длится половой акт у божьих коровок? Нет… А вы, Марат Ильич? И вы не знаете… Шесть с половиной часов…